Стая!

Мой разум разбился на куски. Я ощутил биение сердца каждого ульвера. Два сердца были сплетены на болотах, десять спокойно бились неподалеку… И еще одно. Еще одно билось где-то в другой стороне, трепыхалось от страха и боли.

И вдруг все пропало. Исчезло. Я споткнулся о труп храпуна и понял, что потерял Альрика. Больше его не чувствовал.

— Кай?

— Здесь, — вяло откликнулся я.

Беззащитный неуверенно двинулся ко мне, так же спотыкаясь о трупы и кочки. А я… я растерялся. Только что я был стаей, только что я был силен, был непобедим, а теперь снова один.

— Ты это чуял? — Альрик тряханул меня за плечо. — Кай!

— Я слышал их сердца, — пробормотал я. — Они были мною. А я был ими.

— Та тварь близко. Надо отойти, там земля крепче.

Он почти что силой оттащил меня назад, к тому месту, где мы сожгли драугра.

— Ты не ранен?

Хёвдинг с тревогой всматривался в мое лицо.

Медленно выплыла луна, и я вновь увидел высоченную тварину. Теперь она казалась еще выше. Я мог бы пройти под ее брюхом, не наклонившись. Руки-плети и усы-щупальца неторопливо ощупывали трупы храпунов и мшин, оставленных нами. Некоторых она подхватывала, тащила к макушке и неспешно проглатывала.

— Альрик, я слышал их сердца. Наши сердца! — теперь я вцепился в рубаху хёвдинга. — Два здесь, десять — на Волчаре. И еще одно! Еще одно — на севере.

— И чье то сердце? Твоего отца? Жены? Сестры?

— Нет. Это, должно быть, Рыбак. Халле. Он жив!

Он аккуратно отцепил мои руки, подумал и влепил затрещину. Во всю силу.

— Кай! Проснись! Рыбак мертв. Мы должны достоять до утра, иначе его душа сгинет в этом бездновом болоте. Помнишь? Медведь. Его туша привлечет Хунора.

— Нет! В Бездну медведя! Нам не нужно сражаться с этой тварью! Мы должны идти к Халле! Я его слышал!

Тварь сожрала самые аппетитные трупы и снова двинулась в нашу сторону. Боги, какая же она огромная! Огромная и мерзкая!

— Жрец сказал…

— Он ошибся. Или наврал. Да в Бездну того жреца! Халле жив!

Альрик не смотрел на меня. Он разглядывал приближающуюся тварь и думал. И я понимал, о чем были его мысли. Не запутал ли меня болотный ярл? Неважно, что я теперь хускарл. Может, твариная кровь попала на меня и отравила? Но в то же время хёвдинг отчаянно хотел, чтобы Рыбак был жив. И мои слова давали ему крошечную надежду.

— Может, тебе дали дар провидца? — еле слышно промолвил Альрик. — Не Фомрир, а Мамир взял тебя под крыло…

Руки-плети медленно потянулись к нам. Нужно решить, будем мы их рубить или отступим, отдав медвежью тушу, единственную надежду на хорошее посмертие Халле.

Альрик поднял меч, вздохнул и, по-прежнему не глядя мне в глаза, сказал:

— Уходим.

Мы убрались оттуда, но на Волчару возвращаться не стали. Все равно ульверы нам в таком деле не подмога, не считая новеньких.

— А теперь медленно и внятно. Сколько сердец ты слышал?

— Два наших, десять на Волчаре, потому что в той стороне. И одно на севере.

— Почему десять? Там должно быть четырнадцать.

— Н-не знаю. Вроде бы было десять или около того…

— Врет твое чутье, — сплюнул хёвдинг. — Если не найдем хотя бы следа Халле, ты уходишь из хирда. Я устал. Устал вытягивать тебя из всякого дерьма, устал защищать, объяснять, доказывать.

— Как скажешь, хёвдинг.

— Ты можешь снова услышать? — он покрутил рукой в воздухе.

Я глубоко вдохнул, нахмурил лоб, насупил брови, попытался подвигать ушами.

— Ясно… Тогда веди туда, где слышал его прежде.

Как будто у меня в руках был мамиров палец, который всегда указывает дорогу. Да если бы и был, в старых историях он не всегда приносил удачу: приведет то к непроходимой пропасти, то прямо в логово твари, то столкнет с заклятым врагом. А тут вообще болото. Завел бы в трясину.

Но если подумать, медведь лежит там, где был наш лагерь. На восток Халле уйти не мог, там трясина, откуда прут твари. На юге — река, по которой мы приплыли сюда. На западе море, но до него идти несколько дней. Так что север — это не самый худший вариант.

— Лучше утром. Иначе упустим чего.

— Тогда нам стоило убить ту тварь.

Я оглянулся и увидел, как медведь с фибулой Халле медленно поднимается в воздух, опутанный плетьми и щупальцами. Он же весит… как три или четыре Вепря. Неужто мы бы смогли завалить эту тварь? У ней силища хельта, наверное.

Альрик был зол. Безумно зол. Он грыз себе губы, хмурился и не мог стоять на месте. Так что до рассвета так и не прилег, впрочем, мне тоже не спалось. Я снова и снова пытался вернуть то ощущение. Может, это было разовое прозрение от Мамира? Я вспоминал сказания Эмануэля. Тощий жрец часто говорил о своем боге, а я ждал историй о Фомрире, потому пропускал его слова мимо ушей. Болван! Мамир иногда давал людям то, чего они так сильно хотели, но не всегда это оборачивалось добром. Чаще наоборот. Умение слышать правду довело до отшельничества, палец этот — до гибели, знание о дне своей смерти — до безумия. Я не просил Мамира о прозрении. Я вообще ни о чем его не просил. Ни его, ни его жрецов. Это Альрик должен был ощутить. Не я.

Рассвело. Душу Халле, если он помер, можно пытаться спасти еще одну ночь, но без фибулы ничего не получится. Хотя бы вещь его отыскать.

В свете утра ночные ощущения казались нелепицей, выдумкой, хмарью. Будто и не было ничего. Дурман болотного ярла. И, видимо, Альрик думал так же. Он вообще не смотрел на меня, наверное, чтоб не прибить ненароком. Худшее из всех наказаний.

Я наскоро прожевал кусок лепешки, глотнул воды и пошел на север.

Глава 12

Утро выдалось прохладное, но вскоре под лучами солнца болото превратилось в баню. До шлема было не дотронуться. И при этом я чувствовал себя отлично, даже пот не стекал по лицу. Я покосился на Альрика. Он шел в простой длинной рубахе, его волосы были небрежно стянуты в узел на затылке, на бороде и усах запеклись черные пятна крови. Словно неряшливый землепашец, только острого железа было многовато.

Снова появились сосенки, и я вырубил себе посох, не особо доверяя собственным глазам. Он тут же измазал мою ладонь липкой и пахучей